вечер - остановка - жасмин
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться2Сб, 15 Мар 2025 08:50:45
|
Виктория Серас — бывшая полицейская, все товарищи которой были убиты вампиром в деревне Чеддар. Была обращена в вампира Алукардом, предпочтя такое существование смерти. С тех пор работает на организацию «Хеллсинг», занимающуюся устранение всевозможной нежити и чудовищ.
Виктория — симпатичная голубоглазая молодая девушка. Свой средний, по сравнению с большинством других персонажей, рост она компенсирует внушительного размера грудью. Практически всегда одета в форму сотрудника «Хеллсинга»: жёлтую рубашку с короткими рукавами, мини-юбку и армейские ботинки.
Отец Серас был полицейским, работающим под прикрытием. Преступники, в группу которых он внедрился, раскрыли его и жестоко убили вместе с женой. Маленькой Виктории, несмотря на полученное пулевое ранение, удалось выжить. После этого инцидента она жила в приюте, а впоследствии поступила на службу в полицию, пойдя по стопам отца. Виктория Серас — смелая, сильная духом и решительная, но в то же время немного наивная и добрая девушка. Когда приказы руководства противоречат её собственным убеждения она часто отказывается им подчиняться. После превращения в вампира Виктория долгое время не желала пить кровь, всеми силами цепляясь за остатки своей человечности.
На первых порах Виктория не обладает никакими исключительными способностями кроме увеличенной силы, скорости, выносливости и вампирской регенерации. В бою она пользуется в основном огнестрельным оружием. Специально для неё Уолтером была заказана противовампирская 30-мм винтовка «Харконнен», названная в честь одного из отрицательных персонажей «Дюны» Френка Герберта. Впоследствии арсенал Виктории Серас пополняется автоматической пушкой для дальних дистанций «Харконнен 2» и гранатомётом «Владимир».
После сражения с Зорин Блиц и поглощения души Бернадотте, Виктория Серас наконец-то становится «истинным вампиром». Её способность к регенерации значительно усиливается, позволяя Виктории мгновенно восстанавливать утраченные конечности. В дополнение она приобретает контроль над тенями, трансформируя их по своему желанию и используя как для нападения, так и для защиты.
◁ ОТНОШЕНИЯ ▷
Отношения: мастер - служанка, поскольку шипперинг именно этой пары в моем представлении исключен. Да и у меня несколько иные планы в отношении моего персонажа. Более того, вдруг вы захотите воскресить Пипенция и попытать счастье с ним? А вдруг он и не погибнет вовсе?! Здесь возможно все и даже больше. Однако же поскольку я ваш изначальный хозяин, от меня вы не скроетесь никуда до тех пор, пока я вас не отпущу ^,_,^ Приходите к нам, обещаю, что без игры вас не оставлю, в рамки загонять не буду, вы вольны создать персонажа такой, какой пожелаете, опираясь на канон, конечно же. Откликаюсь на позывной "Граф", обещаю не угрожать расправой за шуточки над своей бессмертной персоной.
Не попрошу ничего экстраординарного и фантастического. Я хочу грамотную, динамичную и активную вампиршу, которая не даст скучать мне и всем вокруг. Которая будет со мной ругаться, выяснять отношения, стоять на своем, даже если не права, пытаться пробить лбом стену в лице меня, но вместе с тем никогда, слышите - никогда меня не предаст, всегда будет на моей стороне. Я очень жду персонажа яркого, взрывного, но самое важное - чтобы персонаж нравился, жил, развивался. От себя могу гарантировать позитивное общение и максимальную помощь во всем, что потребуется.
Эта ночь была особенной. Что же в ней такого особенного, спросите вы? Один лишь Алукард мог дать ответ на этот вопрос. Вампир открыл красные глаза, поднимая голову вверх и вглядываясь в небо цвета индиго. Где-то в самом центре неба светила яркая полная луна. Полнолуние. Хорошее время. Ночная подруга светила так ярко, что слепила глаза. Но вампир смотрел на нее, даже не мигая. Тихо падал мягкими крупными хлопьями пушистый снег, укрывая плечи Графа белоснежным покрывалом. Он не чувствовал холода, по большому счету ему были безразличны перепады температур, адаптироваться он мог к любой. Алукард клыкасто улыбнулся и облизнул острые выступающие верхние клыки. После он перевел взгляд на руки, обтянутые перчатками с печатью Кромвеля, которая по своему обыкновения сдерживала огромную силу вампира до момента снятия ее ограничений. Прошло целых тридцать лет. Так много лет. Свободных от чьих-либо приказов. Одиноких лет. Тихая ухмылка, руки сжались в кулаки.
Тридцать лет. Это много или мало? Смотря для кого. Для меня они пролетели как одно мгновение. Ничего не изменилось. Разве что я постарался убить в себе те души. Три миллиона семьсот восемнадцать тысяч девятьсот шестьдесят семь душ. Я убивал их в себе одну за другой. Но смог ли я действительно убить их? Или же просто старался заглушить в себе их голоса. Так странно. Никто не отдает мне приказы, и я могу жить так, как хочу сам. Но одно я знаю точно. Моя возлюбленная госпожа и моя возлюбленная служанка живы. И они ждут меня. Верят в то, ч о я жив. Теперь я могу быть везде и нигде. И сейчас пришло время вернуться назад.
Но вампир особо и не торопился. Прекрасно понимая, что с его возвращением что-то изменится. И дело даже не в том, ждут его или нет. Для Интегры он всего лишь слуга, значит все будет по-прежнему. Слуга и никто больше. Ему было все равно, особо ни на что не рассчитывал. Ему было интересное кое-что другое. Люди со временем стареют. Их жизненные процессы замедляются. Интересно, появился ли у Интегры наследник, которому она могла бы передать права на владение так называемым сильнейшим оружием Хэллсинга. Или кто-то или что-то могло стать более сильным, чем он сам. Хотя вряд ли. Слишком много вопросов и еще меньше ответов.
А еще Алукарду вспомнилась Виктория Серас. Его мысли резко переключились с хозяйки на служанку. Ту дракулину, которую он обратил. Никому и никогда Алукард не сообщал истинных причин обращения Виктории в вампира. Осознавал ли он их сам? Сложно сказать. Единственным объяснением было то, что полицейская сама выбрала этот путь. Выбор между жизнью и смертью порой бывает столь сложным. И еще не известно, что лучше. Граф еле слышно фыркнул себе под нос. Эта девчонка…такая шумная и непоседливая, любящая совать нос во все дела, имеющая свое мнение по любому поводу, могущая критиковать, но вместе с тем безгранично уважающая своего Мастера. Вот только по какой причине его воспоминания сейчас были обращены не столько к Интегре, сколько к Серас? Алукард особо никогда нее заморачивался по поводу своих ощущений, но это было и вправду странно. Неужели он…соскучился по ней? Он чувствовал, всегда чувствовал ее даже на огромном расстоянии, и знал, что полицейская по крайней мере в курсе того, что он жив. Возможно тогда стоит довериться собственным ощущениям и навестить сначала именно Викторию, а уж потом Интегру Хэллсинг. Вероятно это будет наиболее правильным решением. И так ему пригодится новообретенная способность быть везде и нигде. Поглотив прапорщика Шредингера, вампир получил новую силу, и кто знает, во благо ли она будет использоваться…
Прошло еще несколько дней, прежде чем король вампиров вернулся в Лондон. Но отправился он не в поместье Хэллсингов, а в пригород, который по слухам был попросту оккупирован кровососущими тварями, и далеко не комарами. Эта ночь была бы так прекрасна, если бы не звуки выстрелов, которые грохотали канонадой на всю округу. Зачистка территории происходила четко и быстро. Алукард ухмыльнулся, он так давно ни с кем не сражался, но еще не позабыл, как это делается. Внезапно позади него послышалось сдавленное рычание вкупе с шипением. Вампир даже не обернулся, а один из упырей предпринял попытку атаковать его с тыла. Резкий поворот, и рука в перчатке насквозь пронзает грудную клетку чудовища, вырывая сердце. Туша упыря моментально обмякла у ног Алукарда, который просто перешагнул через нее и направился дальше. Он шел по направлению к своей единственной цели, ощущая ее также ясно, как себя. Белые клыки обнажились, вампир скалился в довольной ухмылке, шагая неспешно и вслушиваясь в то, что происходит вокруг. Явно этот упырь нее последний. Он чуял, что его окружают, и правда, буквально через несколько минут он оказался в кольце рычащих монстров. И в это же самое время стихли звуки выстрелов. Алукард безмятежно пялился на упырей, которые почему-то не спешили нападать. Эх, сейчас бы сюда его любимые пистолеты...
Поделиться3Ср, 26 Мар 2025 12:15:01
viserys iii визерис
таргариен targaryen
[a song of ice and fire]
![]()
harry lloydзаявка в пару; по сюжету все обсуждаемо и со мной, и с кастом; хочу играть в развитие отношений и в игру престолов, где Визерису отводится крайне важная роль на доске.
не умею играть в насилие и трисам [тройнички], умею играть в драму, психологию и эстетику [то есть, во все остальное]. пишу около 3-5к, скорее медленный игрок, чем быстрый, но смотря как получится; от третьего лица [чего буду просить и от тебя — не воспринимаю первое]; использую как лапс, так и шифт [ориентируюсь на соигрока]; иногда украшаю посты, иногда могу в графику; было бы хорошо поддерживать связь в тг, но это не обязательно.
последний король. Визерис III. принц-попрошайка. у него ничего нет — у него все отняли. ему было семь лет и он все помнит. буря бушевала так, что ему казалось, будто снова наступил Рок, о котором он слышал страшные сказки. мать закрывала руками живот, где жила нерожденная пока сестра. они уезжали быстро, словно сбегали. они на самом деле сбегали, хотя были хозяевами здесь, были королями, Визерис не представлял, что может быть иначе. его баловали, любили, с него сдували пылинки. долгожданное дитя после стольких потерянных. лучший наследник, чем Рейгар, которого отец боялся. Визерис плохо помнит старшего брата — им не давали видеться часто. потом он узнал, что Рейгар был убит. отец тоже — подло, в спину, тем, кто клялся его защищать. Рейелла умерла, успев родить девочку и дать ей имя Дейенерис. больше у Визериса никого не осталось. ничего, кроме сестры и жажды мести.
за морем — его дом, его трон, занятый узурпатором. им с Дени нужно выживать, прятаться, не просто скрываться от убийц [даже маленьких драконов боятся и посылают наемников охотиться за их жизнями], но и находить деньги просто на еду. это смехотворно и это реальность. чтобы у них была возможность в ы ж и т ь, Визерис продает фамильные драгоценности. продает корону матери и это его ломает окончательно — он любил мать, он берег эту изящную диадему, это было напоминание о ней, а теперь она словно исчезла навсегда. и надежда понемногу исчезает. Визерис говорит Дени, что за морем все молятся о возвращении драконов и сам начинает в это верить. Визерис чувствует, как теряет разум, как контроль над собой уходит песком сквозь пальцы. он так не хочет, он не хочет становиться таким, как отец, который причинял боль матери, но понимает — почти стал.
отчаяние — морские воды, захлестывающие с головой. куда ни ткнись — тупик. над ним смеются. его не воспринимают всерьез. король? где твой трон, если ты король? что у тебя есть, кроме имени?
шаг в пропасть — помолвка Дейенерис с кхалом Дрого. Визерис никогда не пошел бы на это, не связался бы с дикарями, но выхода просто не видит. Дейенерис становится кхалиси. становится сильнее. начинает возражать, и это злит, а еще больше злит, что даже ее брак с дикарем не дал им ничего. Визерис теряет контроль окончательно, и это почти стоит ему жизни, но в последний момент Дени уговаривает своего мужа пощадить его, не убивать — и Визериса изгоняют.
лучше бы убили.
он как в тумане — все плывет, перемешивается, смазывается — и все становится удивительно ясным в один момент. Визерис не знает, что именно в эту секунду из яйца в пламени погребального костра вылупился дракон, который получит его имя. разум, почти утраченный, возвращается.
новая надежда — Дорн. его находят люди Мартеллов и Визерис цепляется за эту соломинку. узурпатор мертв, Вестерос разделяет на части Война Пяти Королей. армия Дорна будет с ним, если Визерис заключит помолвку с Арианной — что ж, он готов. он помнил Элию Мартелл, улыбчивую и красивую жену Рейгара. Арианна кажется ему похожей на нее, но она другая. Элия была солнцем, Арианна — змея, Элии был нужен покой и счастье тех, кого она любит, а Арианне нужна власть.
что ж, в этом они с Визерисом полностью солидарны. непреклонные, несгибаемые, несдающиеся. пламя и кровь. Вестерос еще не раз сотрясется от драконьего гнева, когда Визерис заплатит свои долги.
пример поста[indent] у нее будто отняли все еще до рождения, просто потому, что родилась младшей. родилась третьей. ее любили — ей родительская любовь доставалась просто так, без необходимости заслужить, от нее ничего не требовали, у нее было больше свободы — никакого груза наследия на плечах, и когда-то давно она думала, что ей повезло, потому что быть старшим — это значит нести ответственность, а она не умела [и не хотела].
[indent] постепенно любви и свободы стало недостаточно. Рейнис росла, росли и ее амбиции; она младшая, но она тоже дракон. в ее крови то же пламя. чем она хуже Висеньи? тем, что вторая? тем, что не так хороша во владении мечом? но разве только мечи решают? Висенья получает все не благодаря ее талантам, а потому, что она п е р в а я. это нечестно, думает Рейнис. это ужасно нечестно. даже то, что именно Висенья должна оседлать Мераксес. и то, что должна выйти замуж за Эйгона. все — ей.
[indent] Рейнис жаль отца, она часто навещает его покои, проверяет, все ли в порядке [насколько может быть в порядке], иногда он просит ее спеть и она поет, ему нравится ее голос. он угасает, уходит, а Рейнис не может до конца осознать, что это будет навсегда и он не вернется. не может принять пока что. знает, что будет плакать, но также знает, что скорбь — не для нее. она не умеет скорбеть. она скорее будет веселиться еще больше, чтобы стереть свою тоску и заглушить смехом.
[indent] valar morghulis, все это знают.
[indent] летать на Мераксес — удовольствие, ни с чем не сравнимое; на земле Рейнис чувствует себя совсем не так, как в небе. небо и ветер — ее стихия, там она понимает, что д о м а. по-настоящему дома. она хочет облететь весь мир, добраться до самого Закатного моря, и иногда думает — может, так и сделать. сесть на Мераксес и улететь неизвестно куда, оставить позади умирающего отца и все, что с этим связано. собственная жизнь теряет равновесие. реальность шаткая; когда главой их дома станет Эйгон, все изменится. Висенья выйдет за него замуж, а Рейнис...
[indent] это было обиднее всего. и это пугало — ее будущее казалось слишком зыбким. ей тоже придется выйти замуж? или ей разрешат не выходить? в последнее Рейнис не верит; она бывает наивной, но не всегда. через ее брачный союз можно было бы скрепить связь с... с кем угодно, кто будет выгоден, и ей придется послушаться.
[indent] думать об этом так страшно, что лучше не думать совсем ни о чем, кроме музыки. музыка, как и полет, помогает и лечит, музыка огнем льется из кончиков пальцев, ласкающих струны, голос вплетается в мелодию, в унисон с голосами менестрелей. то, что они в ее покоях, наверное, неправильно, они взрослые мужчины, но они просто барды, и если даже смотрят на нее не просто с восхищением, то и что с того? смотреть можно, трогать нельзя. Рейнис нравятся их взгляды, их комплименты, то, как они стараются ей угодить, то, как воспевают ее красоту — кто-то искренне, а кто-то и из желания простой корысти. ей неважно, почему. ей важно, что ее л ю б я т — пусть это всего лишь простолюдины. ей нужно купаться в этой любви, в этом восторге, и она купается. подпевает им, серебристо смеется, заправляет локон за ухо, качает ногами в такт музыке... кто-то обязательно услышит, думает она. пусть услышат. пусть увидят. она не делает ничего плохого.
Висенья считает иначе, но Рейнис не собирается спрашивать у нее разрешения — и все же немного пугается, чутким слухом уловив чужие приближающиеся шаги: сестру она не боится, но ссориться с ней хочется не всегда. иногда пламя внутри полыхает ярко и брызжет наружу резкими словами, но этот день слишком хороший для ссор. в следующую секунду Рейнис понимает, что это шаги Эйгона и тогда мгновенно расслабляется. с ним проще. с ним легче. с ним легко. она чувствует стыд, но тоже всего на мгновение, и встречает брата улыбкой, так, будто только его здесь и ждала.
[indent] менестрели быстро ретируются; Рейнис едва удостаивает их взглядами. снова заправляет непослушный серебристый локон за ухо, зная, что этот жест выглядит мило. ей нравится очаровывать, но очаровывать Эйгона — нечто совершенно особенное. игра с огнем, который она так любит. запретная территория, то, чего ей точно нельзя касаться даже в мыслях, но...
[indent] [но он же тоже что-то такое чувствует, она уверена
[indent] [indent] такое поведение недопустимо, но ей это определенно нравится][indent] — Мераксес выбрала меня, — упрямо отвечает Рейнис. — она сама выбрала меня. будь иначе, я бы даже не подошла к ней.
[indent] драконы — не лошади и не собаки, у них нет хозяев, Таргариены их всадники, но лишь потому, что драконы позволяют им это. ее связь с Мераксес отныне не менее крепкая, чем с родственниками по крови, и решила это не она. кто виноват, что Висенья больше времени проводила за тренировками, а Рейнис — возле драконов?
[indent] на словах о браке она внутренне вздрагивает, но только внутренне, внешне в лице почти не меняется. вот оно, то, что так давно висело тенью грозы. если бы все зависело только от Висеньи, она непременно выдала бы младшую сестру замуж, как только та расцвела — с глаз подальше [Рей хочет на нее злиться и злится по поводу и без повода].
[indent] прикосновение Эйгона и жжет, и согревает. Рейнис опускает глаза: сама хотела бы быть счастливой, но не видит никакого счастья вне дома. вдали от брата и от сестры.
[indent] интересно, кого Висенья предложила бы ей в мужья? самого старого и толстого из всех лордов? Рейнис спросила бы, но — нельзя. она должна выглядеть х о р о ш е й. она хочет выглядеть как можно лучше в глазах Эйгона, и не только внешне.
[indent] выход вертится в мыслях танцем дикого ветра, безумный выход, но единственно возможный. Рейнис старается отгонять от себя эти мысли, но они возвращаются. ее менестрели поют об этом, вплетая слова в гобелен истории.
«у дракона три головы»
[indent] она накрывает ладонью руку брата, легко сжимает пальцы, смотрит, чуть склонив голову набок. изучает. запоминает. нет никого из мужчин, кто был бы таким же красивым.
[indent] — именно потому, что я дочь Валирии, мой брак — сложность, разве нет? вместе со мной мой муж, кем бы он ни был, получит дракона. Мераксес не будет его слушать, конечно же, но разве мы готовы терять ее сейчас? — Вхагар еще не окрепла, огневая мощь Мераксес им нужна. ни один муж не будет рад отпускать жену в полет на драконе. — наши драконы должны принадлежать только нам. только мы можем летать на них. только мы слышим их, и они отвечают нам, — Рейнис проводит языком по губам. — мне нельзя выходить замуж за вестеросцев. за кого-либо, в ком нет валирийской крови. я хочу быть счастлива, но я не буду счастлива где-то еще. мне хорошо здесь. с тобой. то есть, с вами, — будто случайно оговорилась, но случайности не случайны. Рейнис намекает, Рейнис каждым словом / жестом / взглядом / улыбкой дает понять.
у дракона три головы.
у них есть три дракона.
их трое.[indent] — я могу не собирать у себя менестрелей, — она невинно взмахивает ресницами. — если они мешают.
Отредактировано Skippy (Сб, 19 Апр 2025 14:18:52)
Поделиться4Пт, 11 Апр 2025 19:01:52
|
Активность во флудике, в тг, не вылет по постовым спискам, желание и готовность падать во всратенькие АУ-шки.
Готовность собирать слово "жопа" или "пидмаркоз" из букв г, и, л, т, е, р.
Сидим с бобром за столом...
Вдвоём.Будешь моим бобром, Курт, да или да??? Знаю, что будешь, брат! А я буду твоим. Бак уже обозвал нас ебобриками. Я не понял, что это означает, но звучит прикольно и меня вполне устраивает общее с тобой погоняло. Мы, конечно, Баки и Бак, но ты-то тоже всегда был с нами.
И будешь. Я позабочусь об этом. Ты нужен нам, Курт. Ты нужен мне, мой лучший друг.
В небе и на земле. Первый или второй номер — ты в любом случае отличный напарник и полезен группе. Немного безрассудный придурок, но кто из нас не? Вся сотая такими полна. А я всё равно главный безумец.
Ты долетишь, Курт. С отказавшими двигателями. На горящей и разваливающейся птичке. Но ты дотянешь до земли. Вспашешь брюхом чей-то огород и останешься ночевать в чужом доме, но живой. Как и твои ребята.
Я тебя не брошу. Не отдам фашистам одинокую птичку. Ни твою, ничью. Ты же знаешь, я не бросил тогда. Никогда.
Как и ты не бросил свой самолёт до самого конца, как сказали парни.
Как ты не бросал меня. Ни в выпивке, ни в дебоше, ни в драке. Честно говоря, я всё ещё обижен на Бака, что он тогда не позволил мне драться, а дал тебе одному разобраться с этими оборзевшими бриташками... Это ведь я первый начал с ними ругаться! Хотя твой удар и правда хорош. Я всё ещё отлично помню его собственным глазом.
Давай, возвращайся на базу, Курт. Может снова повезёт мне втащить. Я-то точно дам повод.
Первый парень на деревне (обязательно ирландской). Как там та девчонка с огорода? Пишет тебе? Или кто ещё шлёт тебе письма? Расскажи мне, похвались. Уж в этом тебе точно повезло больше, чем мне. Мне никто не пишет. Хотя зачем мне письма, если Бак рядом? Но есть всё равно какая-то романтика в этом всём. Шальные строки, откровенный флирт, следы помады на листах. Такие же отчаянно яркие и живые чувства, что влекут нас в небо. Опять.
Скоро рассветёт, Курт. Скоро новая миссия. И ты нам в ней нужен.Мы здесь Баки и Бак. Пока что. Нам нужно пополнение. А ты... Курт? Или Кёрт? Как тебе больше комфортно? Ты только скажи, мы можем сменить привычки.
Мне нужен друг-еблан. И я буду твоим другом-ебланом. Давай петь про бобров каждый завтрак? Пусть от нас взвоет вся столовка! Им придётся присоединиться.
В общем, с меня приключения, отборное ебланство и рассказы про единорогов. С тебя то же самое, но можно без единорогов. С Бака осуждающий взгляд, очаровательная улыбка и чуть больше лора, чем я шарю. Я вообще не шарю на самом деле, но тебя помню и славно! А Бак у нас умный, он читает, он историю знает. С ним можно подушнить при желании. А я просто секси.
Давай кастовый чат в тг? Мемы, бобёр, вся фигня. Расскажешь про свой пейринг, если он есть? Я готов фанатеть с тобой вместе, давай напишем заявку и найдём тебе кого-то. Ну или не найдём, если тебе не надо, нам вот ещё Чика искать, Кенни, Кроза, кучу ребят...
Поиграем по канону, по упущенным сценам, по АУ-шкам. Выживем тебя и вернём домой. Мы вот с Баком ещё разгоняем байкерскую АУ, тебя тоже туда вписали, давай кататься после фронта!
С постами всё стандартно, особо требований нет. Посмотрим сначала на вайб, по нему больше понятно сыграемся или да. Разве что я немного тормоз, но зато Бак нормальный. Ну, как обычно, да, Бак умничка.
Жду связи, лейтенант.
Солдат Второй армии всегда остаётся солдатом, этому очень быстро учатся в Малом дворце. И даже праздник — особенно праздник — не повод забывать об этом. Что уж говорить про те случаи, когда во дворец съезжаются отказники со всего света. Вряд ли хоть кто-то из присутствующих гришей способен полностью расслабиться в подобной обстановке. Даже если часть всё равно демонстрирует беззаботность.
Для Каминского подобные мероприятия уже давно стали родной стихией и он не выглядел напряжённым, стараясь уделить часть своего внимания всем, кто в нём, несомненно, нуждался... То есть просто всем. Но и приличия не забывал, как достойный представитель своего ордена. Пока ещё не было повода сменить линию поведения. И права забыть про цель своего нахождения во дворце. Всё же в этот вечер у каждого солдата Дарклинга она была одной. И каждый исполнял свою роль по мере сил. Что гриши, что опричники.
Фёдор совсем недолго смотрит в глаза. Взгляд бегает, перескакивает с детали на деталь, пока мужчина краем разума всё запоминает и анализирует, — слишком застарелые привычки тяжело спрятать даже лучшим актёрам. А служба быстро заставляет их нарабатывать, если хочешь выжить и быть полезен своим товарищам. Учиться смотреть, слушать, чуять то, что невозможно заметить, и всегда быть готовым к любому развитию событий. И иногда всё же заглядывать в чужие глаза с нескрываемым интересом, позволяя людям почувствовать свою важность и исключительность.
К любому развитию событий, поэтому Каминский никак не реагирует на замеченного опричника. Незнакомого, явно новенького, хотя гриш не помнит, когда его приняли на службу. В Малом дворце столь много изменилось за то время, что он колесил по стране в поисках Зеник? Делает себе пометку в памяти о необходимости увидеть чужие личные дела, когда будет относительно свободная минута, и выбрасывает из головы несвоевременные мысли, всё же у него достаточно актуальных дел уже есть в программе вечера. Надо не забывать удерживать уже привычную, но всё же не вечную улыбку и не давать беседе с послом слишком далеко уйти от пользы союза с Равкой вообще и Дарклингом лично. Но вместе с новым незнакомым и слишком уж юным — когда-то и ты был юнцом, но уже солдатом, не тебе судить, Каминский — опричником возвращаются и неуместные раздражения. На вид она даже младше твоей дочери, разве для этого ты служишь? Чтобы сопляки становились солдатами? Но сейчас в этом мире каждый сопляк станет солдатом. Или трупом. Лучше достойно пасть за своего генерала, а не сдохнуть где-нибудь в канаве рабом.
Слишком молодые, неловкие, неумелые... Дети, что с них взять? Фёдор позволяет своим собеседникам отвлечься друг на друга и забыть про его очарование, чтобы осторожно ускользнуть. И спокойно направляется в другую залу, лишь перед самым опричником будто совершенно невзначай замечая того и притормаживая рядом, но в пределах разумного.
— Позвольте, рядовой... м-м, прошу прощения, боюсь, мы не представлены друг другу. Подполковник Каминский, — показательная лёгкая неловкость в тоне от своего невежества не очень хорошо скрывается за слабой улыбкой, но так же быстро, как и подобает любому не очень отвратительному солдату, сменяется уверенным кивком после представления. — Вы так юны, но уже служите Тёмному генералу. Похвально, это многое может сказать о ваших способностях и доблести, — с несколько неуместным смешком возвращается и оттенок нервозности в выражении лица, а взгляд без видимой цели панически скачет вокруг предполагаемой собеседницы, давая предположить, будто кто-то слишком уж издалека начинает своё обращение вместо озвучивания конкретной цели. У многих это не вызвало бы уважения, резко понизив в их глазах чужую ценность как солдата и опасность как врага. Хороший гриш не должен пытаться быть слишком уж вежливым с отказниками, а имеющий положение иногда обязан приказывать для его подтверждения. Но Фёдор не любит казаться сильным и могущественным. Он предпочитает слегка склонять голову и коротким робким взглядом делать разницу в росте менее очевидной. — Вы не видели лейтенанта Петрова? Что-то мне подсказывает, один гость не настолько рад присутствовать на вечере, как хотел бы показать, и может попытаться наделать глупостей...
Отредактировано Skippy (Пт, 11 Апр 2025 19:03:40)
Поделиться5Сб, 19 Апр 2025 14:18:16
|
кэтрин любит внутренний огонь деймона, который готов нарушать все возможные правила и веселиться, даже не отключая эмоции. заявка в паро-не пару, потому что если вам захочется замутить какое-то личное стекло и написать заявки на каст - ни в коем случае не смею вас останавливать. я играю скорее медленно, чем быстро, в лапслоке, с птицей тройкой. из всех возможных вещей на ролочках сложно принять только посты от первого лица, а со всем остальным я уверена, что найдем компромисс. и да, в заявки я умею хуже, чем в посты, прошу понять и простить)
You blame me for who you are, and I’m sorry. I’m sorry that I turned you. I’m sorry that you didn’t get to die as a forgotten nobody on a bloody battlefield and that your father didn’t get to live another day to be disgraced by you. Damon, I’m sorry that I gave your life purpose, passion, drive, desire. I’m sorry that you are who you are, because I’m the one who taught you how to love.
Деймон, тебе ведь так хочется меня убить, не правда ли? жаль, что я всегда на шаг впереди, всегда одариваю тебя вескими причинами почему - нет. почему не в этот раз. я н у ж н а вам, чтобы показать как надо выживать, как правильно предавать других и успевать вовремя исчезнуть. давай, Деймон, ненавидь меня, но мы оба знаем, что совсем недавно ты меня любил. без устали искал по миру, надеясь вновь завоевать мое сердце. двойники обречены любить друг друга? как бы ни так. это никогда не был стефан. он - всего лишь игрушка, чтобы разгорячить другое темное сердце. ах, Деймон, Деймон, Деймон... неужели ты веришь в чудеса? только Елена никогда не сможет полюбить тебя. Елена никогда не сможет принять тебя всего. прекрасная, милая Елена, способна принять любого, кроме тебя. давай же, признай это, прими это и измени свою жизнь, придай ей старый блеск веселья.
сегодня не спалось — выматывающий первый рабочий день вместо ожидаемой бездны сна наградил ее бессонницей, которую она пыталась изгнать переворачиваясь с боку на бок, а порой и пытаясь накрываться подушкой с головой... петуния успела задремать, когда резко проснулась от шума за окном. секунду девушка не шевелилась, прислушиваясь, пока не поняла, что это не приглушенные голоса родителей или сестры, не скрип ветвей под ветром и не случайный проезжающий автомобиль. кто-то окликал лили. протяжно, настойчиво, словно в этом доме могли обитать ещё какие-то загадочные создания, кроме обыкновенных, нормальных людей.
злость поднялась в ней быстрее, чем сознание окончательно проснулось. внутри неё было столько усталости, столько накопившегося раздражения, что ей даже не пришлось раздумывать, прежде чем резко сбросить одеяло. как же ей осточертело это — просыпаться от того, что её сестру зовут в другой, чужой мир, который всегда будет важнее семьи. в комнате было темно, но сквозь тонкие занавески пробивался свет уличного фонаря, размытые полосы его лучей ложились на стену, вкрадчиво ползли по полу. петуния села на кровати, несколько мгновений прислушиваясь к тишине в доме. никто, кроме неё, не проснулся — видимо, к таким вещам здесь давно привыкли. она тихо выдохнула, чувствуя, как раздражение закипает в ней с новой силой. даже во сне лили умудрялась испортить ей вечер. пока петуния поднялась, на ощупь искала халат и накидываоа его на плечи её движения были резкими, отточенными до автоматизма [как всё в её жизни] всё, что она делала, имело цель, имело смысл, в отличие от этой бессмысленной, полной глупых фантазий суеты, которая неизменно тянулась за лили. петуния стиснула зубы и потянулась к окну, отдёргивая ткань так резко, что та зашуршала: внизу, на улице, действительно стоял кто-то незнакомый — фигура находилась в полумраке, но она смогла разглядеть лёгкий наклон головы и отчетливое ожидание в осанке.
не снимая домашних туфель, она прошла через комнату и по лестнице вниз. в этот момент ей хотелось больше всего на свете закурить, но сигареты остались в тайнике под кирпичом во дворе, а выходить наружу означало не только холодный воздух на голых плечах, но и необходимость объяснять, кто она такая, почему здесь, и почему её бесит этот чужак под окном [она уже знала, что ему скажет] её пальцы сжались в кулак, когда она толкнула дверь, и холодный воздух коснулся её лица. в такие моменты петуния мысленно костерила этого п р о с т о г о вернона, что он всё никак не решится сделать ей это дурацкое предложение, и она не съедет наконец-то из этого дурдома. хотя бы пока лили не перестанет просиживать зад со своим «у х а ж е р о м» на родных простынях и не укатится, не умчится через свой портал, в свой чудесный мир фей и гадящих единорогов.
каждый раз, когда тунья злилась из-за сестры, она придумывала новый эпитет этому миру магии, поднимая разделяющую их стену кирпичик за кирпичиком вверх. но сегодня ночью она была не просто зла. она была уставшей. она была той самой фарфоровой чашкой, которую так никто и не склеил золотом, потому что, в конце концов, зачем? время шло, а она по-прежнему оставалась на заднем плане — та, кто не обладала ничем, кроме холодной расчётливости, аккуратно уложенной жизни и тщательно скрытых в уголках памяти надежд, о которых даже думать себе запрещала
— у нас тут не богодельня, — пробормотала она себе под нос, выходя на улицу и уперев руки в бока. но вот подул легкий ветерок и её тонкие пальцы дрогнули, когда она прижала их к ткани халата, сдерживая желание закутаться потеплее. сейчас она прекрасно знала, каким взглядом на неё посмотрят и знала, что он скажет. так, же, как она знала, что он уйдёт, как только поймёт, что здесь не найдёт того, кого искал... и всё же её взгляд приковался к незнакомцу, что на мгновение она забыла, что должна злиться — его осанка, его выражение лица… оно было знакомым — петуния до боли хорошо знала этот взгляд: она видела его в глазах лили, в глазах тех, кто жил другой жизнью, полной магии, приключений, значимости... она даже знала, как он звучит: ты всего лишь маггла. её пальцы рефлекторно сжались и она отвернулась первой — она не собиралась позволить кому-то вроде него сделать её день еще хуже. как и не собиралась стоять здесь и чувствовать себя той, кого снова обошли стороной. будь у неё хотя бы капля честности, она бы признала — когда-то она мечтала о жизни, полной волшебства, новых открытий, захватывающих приключений...
Отредактировано Skippy (Сб, 19 Апр 2025 14:18:31)
Поделиться6Пн, 12 Май 2025 18:01:32
|
«Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.»
это не было реальным. Волшебство произошло из фантазий, преображая естественное; оно возникло не в мире, а высеклось искрой из глаз, охватив неподвижную явь рукотворным огнем вдохновения.
луч зрения как наброшенное на него заклинание, вуаль переливов магической пыли, и Кайзер в ее люминарах как образ, рожденный мечтательностью, он броккеский призрак размытой блаженности, отлитый витанием его головы в облаках.
возможно, что он не реальный, а сотканный вымыслом. Возникший словно миражная греза в глазах утомленного, который отчаяньем жажды обрек самого себя на скитания, ища наслаждение жизнью в бескрылой тоске приземленности.
во взгляде Алексиса он воцарился как солнце, сорвавшее с неба сомлевшую пасмурность. Он спустился как свет, рассеявший мятущий сгусток ненастья, помешав набуханию туч в слезниках, и миг, обещавший спасение стихавшим мечтаниям, потянулся к нему не руками, а лозами, вонзившись в сознание хваткой шипов.
яд в них - блаженство наложенных чар. Благоухание таланта кружит Нессу голову, размывая в слепую нечеткость все то, что не было Кайзером, словно тот становился недвижимым центром вертиго, на который мир накрутился как нить на клубок... Все расплывается, путается, но почему-то волшебна плывущая рябь одурманивания, в ней странно пленительны ритмы укачивания, и ноющий жар от шипов, что щиплют сознание, уносят все дальше от берега собственной воли.
они для него как лекарственность боли. Целебность отравы из маленьких порций, дробленность пьянящих своим облегчением глотков, к которым растет привыкание точно к наркотику. От них наполняется тело, но будто бы тает душа. Она обращает часть его заклинаний проклятиями, выводя их как отзвук недужных симптомов, изменяя ранимую нежность когда-то придуманных детских заклятий, придавая их ласковой флерности вид ядовитого облака.
его одолела любовь опьяненная - одержимостью потребления взахлеб, что шла вопреки осторожно подстроенной робости, ненастно кормясь от чужого таланта, в благоговении внимания смиряя дыхание, и неустанно моля о добавке в сомкнутых губах.
Михаэль словно ангел. Как бог, им самим сотворенный. Коронованный им же король, император на троне спины, согнутой под ним в безупречной покорности. Несс растворился, исчез в нем, оказался испит как водой, которой синяя роза могла бы питаться из вазы, и повзрослевшему мальчику было уже не открыть новых звезд, лелея заботой капризную сущность цветка, что непременно завянет в своей одинокости...
✵если это еще не стало очевидным, то заявка в пару, при этом я одновременно за кайнессов и несскаев, if you know what i mean. Мне интересны как мрачные тревожные сценарии, так и нежные софтовые, в каноне и в ау (не только в рамках вселенной блю лока), поэтому доминируй властвуй унижай будет перемежаться с уютным и медитативным, как в характере самого Несса совмещается тонкая натура любителя сказок, вяжущего близким носки на Рождество, с мстительным и жестоким яндере.
несмотря на все персонажные сложности, буду любить и заботиться о вас. Все нюансы игры и общения обговорим уже в личном порядке.
если вас заинтересовала заявка, но вы не знаете произведение, то можете попробовать ознакомиться с этой главы.
и что там - за наготой любимого тела, от которого исходит тепло воспоминаний из детства? Что в его присутствии рядом, когда они даже в молчании стараются приблизиться столько же, сколько и отдалиться, словно случайно соприкасаясь телами, оказавшись в плену разделенной постели, что вдруг начала удручать теснотой? Что в недвижимом любовании Кэйей, простертым за дробной штриховкой ресниц, и что в собственной уязвимой безмолвности, когда мысль заседает натугой в конечностях и хочется вызволить ее через жест, но руки держимы упрямством и страхом?
им только держать простыню. Только сжать одеяло по очерку кромки. И, может, украдкой задеть чужие руки напротив, чтобы свои приспособить в для них невозможный покой.
им ведь хочется трогать, им надо сжимать. Им нужно ощупью изучить мягкость кожи, рассекая плавными изгибами бедер ладонь, что все еще жжется, как может не только лишь пламя, но лед, что обжигающе липнет к подушечкам пальцев...
а он заставляет их просто лежать. Покоиться, не придавая значения тому, что раскинуты они уязвимо, как лавандовы ветви у лица на подушке, с неосознанной, может, намеренностью заграждая его от любовника, будто мешая тому обнаружить ранимое чувство во сне. Осколками воспоминаний от юноши, пылью осколков от мальчика - от всех воплощений себя, что в очерствевшем взрослении было скинуто отшелушенной кожей, явив уже грубое, строгое, неприкасаемо черствое, что истощило наивную нежность в угли и, раскрошивши золою, пустило по ветру.
он прежний о близости с Кэйей не мог и помыслить. Тогда невиданной значимостью обладало даже что-то невинное, что мастер Дилюк бы уже не заметил сейчас, но в то время он весь заходился взволнованным трепетом, а пересечение рук, сплетение пальцев - переливались искрами капель в душе, что впервые тогда ощущалась так явно, точно до этого тело было пусто. Дилюк любил его слишком уж долго: от момента, когда признание в чувствах созревало как гроздь и до мгновения, что отравило ягоды горечью, а их послевкусие врезалось в память, разрастаясь корнями из косточки... Слово “люблю” всегда волновало, но нерешительность влюбленного мальчика была не под стать сожалению взрослого, которого успело настигнуть разочарование в любви, что побудило воздвигнуть стены из холодности. Кэйа мог знать, как мог обратиться к воспоминаниям прошлого, где были улыбки и смех, и лежание в траве под лучащимся солнцем, и терпкая сладость на складочках плоти, когда случилось впервые украсть поцелуй. Он мог догадаться, а, значит, однажды сумеет использовать. Дилюк неприязненно верит, что Кэйа лишь развлекается с ним, и оттого его как кошмар гонит из спальни с первым же проблеском, чуть только снаружи спадет темнота, и ясность развеет пленительность грезы.
Кэйа это запах вина, от которого мысли его заплетаются кружевом, отлетая в бессмысленность с первым глотком. С ним все легко - вернее, жизнь становится легче в постели, как если бы ее размягчил алкоголь, и поэтому там с наготой обнажается внутренний пламень, что в дневной неприступности погруженный в лед. Иронично, должно быть, его согревает отмеченный крио? В близости с Кэйей он чувствует столько тепла, сколько никак не найти в своем собственном, словно огню в нем самом не хватает сил разгореться, равно как и покинуть пустую разметку костра.
ладони Рагнвидра горячие, но именно прикосновения Кэйи искристы.
его поцелуи со вкусом полуденной смерти напоминают блаженное забытие в выпивке, где - с пригубления до полновесных глотков, - реальный мир, так же с шажочка до широкого шага, меняется местами со сном, удаляясь в размытую даль неосознанности. Все дальше и дальше, пока от них обоих не останется по одной оболочке, пустой, но свободной от призраков прошлого, а, значит, живущей в свободном от диктатуры мыслей теперешнем. Из не подавляемых собой ощущений Дилюк мог бы выстроить даже подобие любви, собрав ее из касаний и взглядов, облекая живое тепло в удобную форму и прощая животные слабости тела...
как будто есть за этим что-то сильнее и глубже, кроме продиктованной неудовлетворенным желанием привычки, что исцелить должна его ядом, как затяжную болезнь, лечение которой ступает по тонкому льду убиения носителя. Прими чуть-чуть больше и ты неизбежно пропал, оказавшись под властью отравы, но лучше ли дальше ковырять ее пальцами, как заражаться простым нахождением рядом, переживая укол неизменной иглы?
Кэйа встает, одевается - обратная прошлой череда ритуалов, что по-новому расставляет акценты, с чарующей плавностью укрывая сгибы и контуры, пряча россыпь и росчерки бликов, которыми издали свет обозначил объем. Он, должно быть, торопится, но почему-то его облачение кажется мучаще медленным, не соблазняющим, как разоблачение до, а считающим время в песочных крупинках. Позови его, попробуй окликнуть. сделай хоть что-нибудь, чтобы сохранить теплоту смятых простынь, не оставаясь - как днями до этого - в хмуром спокойствии, помещая того за опушку ресниц.
за ними шорохи ткани, за ними - почти незаметная кладка шагов.искусительна легкость грядущей разлуки, в которой ткутся обычные, но доверительно-близкие жесты, как если бы между ними не было никаких недомолвок, и в нежной влюбленности они не спешили расстаться, а просто каждому полагалось вернуться в рутину привычного дня и сделать это лучше было бесшумно, не нарушая волшебства остывающей ночи. Спальня пока что хранит ее пленительный дух, Немного смягченный предрассветной прохладой, и он будто бы даже питает тело сквозь поры, протамливая его в витающих запахах, чтобы в нем задержались воспоминания о сладостном таянье, когда они бесконечно чужими столкнутся в таверне.
ресницы расходятся неохотно, точно и правда со сна, и Дилюк привстает, сбросив огниво волос на плечо, что неравномерно просело и полностью скрылось в взвихрившемся пламени.
- как и ты.в голосе рагнвиндра недовольство усталости, такой одинокой и древней, что никак не вмещается в смертную жизнь. Уже к вечеру говорить будет легче, но в свежести ощущений на коже любое слово раскладывается на неуклюжие звуки и как никогда косноязычной становится речь, выдаваясь так недоверчиво коротко, что не дает за что уцепиться в ответ.
Дилюк краем жмет губы. Все, что он может сказать - очевидно, а в неловкости посткоитальной рассудочности ничего другого не строится, затухая в горле быстрее, чем доберется до связок. Даже взгляд не хочет пересечься со взглядом. Ему удобнее на смуглых запястьях, невесомо опавших над клетчатым полем, и в неразличимом просвете меж пальцев, что, потянувшись, коснулись и тут же слетели с тиары фигуры. Чужими. Чужие. Пальцы с руки незнакомца, который, явившись средь ночи, в развеянных чарах обязан исчезнуть к утру.
Отредактировано Skippy (Пн, 12 Май 2025 18:18:49)